Судьба не баловала, но пощадила

Многие люди из поколения тех, кому сейчас за 70, о своем прошлом не очень любят вспоминать, опровергая мнение о словоохотливости стариков, которым нравится делиться воспоминаниями о жизни. Может, кого судьба баловала и любят такие разговоры… А из числа тех белоярских пожилых людей, к которым мне посоветовал зайти на разговор Борис Николаевич Соколовский, руководитель районного Совета ветеранов, Эльма Ивановна Демшина оказалась самой сдержанной собеседницей. Она считает, что жизнь ее была несладкой и незачем о ней так уж подробно вспоминать. Тем не менее мы считаем, что потомки должны знать об этой судьбе, кажется, вобравшей самые трагические события истории XX века. Особенно сейчас, накануне 30 октября - Дня памяти жертв политических репрессий, и в год, когда исполняется 70 лет с начала блокады Ленинграда.

«Ни одной фотографии из детства у меня нет!»

Мы с Эльмой Ивановной говорим о ее нелегкой жизни, перебирая небогатый семейный архив, размышляя над редкими, самыми старыми фотографиями, чудом уцелевшими во всех передрягах.

- Сколько раз переезжали с место на место, сколько судьба по разным местам мотала, - сокрушается бабушка, - вот и почти не осталось старых снимков, где родители молодые, нет ни одной карточки, где я с ними маленькая, ни одной фотографии из детства у меня нет!… Да и детства, кажется, не было. Оно у меня рано закончилось - в самом начале войны, когда всю нашу семью отправили в ссылку. Сразу - голод, война трудные времена, сиротство, работа… До войны мы жили в пригороде Ленинграда, теперь нашего поселка, что назывался Дранишниками, уже нет, там давно город. А раньше была настоящая деревня, лес… Но совсем не такой, как здесь. Приехав в Сибирь в 1942-м году я, 8-летняя девочка, была удивлена, что тут все иное, даже лес особый, сказочный. Мы с сестрой оказались под Красноярском, родители наши умерли к тому времени: мама - еще там, дома, в первую блокадную зиму, папа не вынес дороги в ссылку. А ведь они с мамой были молодыми, им еще 50 лет не было!

У Эммы Ивановны мало старых фото. Слева - вид города детства, справа – дядя с другом. А снимков родителей вовсе нет.

«Мы не думали, что нас спасут от блокады, отправив в ссылку»

У родителей была фамилия Рикконен, мама – Марья Ивановна, отец – Иван, а отчество его я не помню, слишком мала была, - продолжает свой рассказ Эмма Ивановна. - Они работали в колхозе, трудились, как все люди в то время… Когда война началась, мне было 7 лет, но первоклассницей я не стала. К нашим местам быстро подошел фронт, поставили посты, укрепления строили, окопы рыли... Войска советские отступали, нас все время бомбили, хозяйство рушилось. Продукты, живность - все уходило на нужды фронта, нечего было собирать в урожай осенью в нашей прифронтовой полосе. Стало совсем голодно… Честное слово, даже вспоминать не хочется!

Она редко рассказывала об этом вслух, о тех страшных зимах, что шли у нее в детстве одна за одной. Когда жили еще под Ленинградом (настолько близко, что мама в город ходила пешком!), семья держалась вместе, мечтали, как будет хорошо, когда кончится война, как заживут по-прежнему. Потом мамы не стало…

Эльма Ивановна помнит тот день весной 1942 года, когда им велено было собираться. Сестре Эльвире шел уже 15-й год, она работала на окопах, за нею кого-то послали. Собраться как следует не успели, ни вещей нужных, ни фотографий не собрали, так их торопили! Был март, лед уже был плохой, Эльма Ивановна вспоминает, что боялась утонуть. Куда едут - не знали, но верили: к спасению. Тогда многих стремились вывезти по льду Ладожского озера, и никто не предполагал, что, оказавшись в тылу, люди будут поделены на два сорта и семьи финнов причислят к ссыльным. Поездом ехали очень долго, в голоде, тесноте, болезнях, все с малыми детьми, напуганные и растерянные. Доехали до Красноярска сестры Рикконен уже круглыми сиротами. Остались в чужом городе одни. Считали, что повезло: избежали комендатуры, затерялись среди эвакуированных. Работали в няньках, в прислуге, разнорабочими.

Старшей сестре Эльвире Ивановне удалось попасть в няньки в профессорскую семью. Потом она вышла замуж, зажила отдельно.

«Но, по большому счету, мне повезло»

Эльма Ивановна строила свою жизнь в новых местах с нуля. Без корней, без традиций, без памяти предков. Она сейчас сожалеет, что мало помнит родителей, как они жили, какие песни пела мама, какие сказки рассказывала. Ни финского рукоделия, ни кулинарии национальной она те знает - некому было передать! Будто кто-то украл ее память…

Впрочем, она считает, что, хотя и жизнь не особенно баловала, по большому счету, ей повезло. Во-первых, выжила в блокадную зиму, смогла выехать из страшного места и выжить. Это уже очень много по тем временам. А потом ей встретился будущий муж Геннадий Демшин, ровесник, местный парнишка из райцентра Казачинское, что под Красноярском, на Енисее. Вместе прожили почти полвека. Она работала портнихой, он был по специальности художник-оформитель и в душе настоящий художник по дереву, придумал делать совершенно особенные, резные вазочки и шкатулки из капа, они до сих пор, мерцая своими лаковыми боками, стоят на полочках серванта, напоминая ей счастливые времена. Как они жили с Геной, как обустраивали хозяйство, растили дочерей. Теперь у них три внучки, один внук и двое правнуков.

Многие годы прожив в Красноярском крае, Эльма Ивановна с мужем, наконец, переехали в Белый Яр, к дочери Татьяне. Муж умер три года назад, и, конечно, Эльма Ивановна скучает. Да, природа, красота, богатство здешних краев впечатляют, но довольно часто она думает, что повезло ей еще и в том, что из страшного поезда со ссыльными она высадилась в Красноярске. Ведь те, кого забросили на томский Север, испытали еще больше лишений.

Она - репрессированная, блокадница, льготница. Государство пытается хоть как-то компенсировать ей те потери, что выпали на ее долю, но ушедших лет не вернуть, и трудностей в них было больше чем радостей.

Жалеет ли она, что когда-то после реабилитации не вернулась, как сестра Эльвира, в родные места? Сестра живет теперь там, где когда-то был родительский дом, ее дети выросли в Ленинграде. А семья Демшиных так и осталась связанной с Сибирью. Вот недавно племянница из Петербурга приезжала, погостила, подивилась, как местный север отличается от севера балтийского. Они много говорили обо всем, но тех страничек жизни, что связаны с тяжелым прошлым семьи, не касались.